Историческое значение Православной Церкви для формирования белорусского этноса

Предпосылки принятия христианства

Оглядываясь на историю человечества за прошедшие две тысячи лет, можно увидеть, сколь многим человечество обязано христианству, которое явилось не только культурообразуюшим началом европейской цивилизации, но и оказало огромное влияние на духовную жизнь человеческой цивилизации в целом.

Еще в эпоху античности христианство сумело преодолеть сопротивление языческого интеллектуализма и завоевало умы и сердца людей, став духовно-мировоззренческой основой античной цивилизации.

Благодаря этой поразительной «проникающей способности», завораживающей силе нового вероучения, процесс христианизации охватил не только Римскую империю, но и проник в варварскую периферию. Поэтому и после завоевания варварами Западной Римской империи не произошло полной гибели античной цивилизации и культуры. Христианство явилось той духовной основой, которая сумела объединить всё жизнеспособное в античном мире и преодолеть глубокий системный кризис, приведший к падению Рима. Формировавшаяся европейская цивилизация с самого начала формировалась как христианская цивилизация.

На латинском Западе христианская Церковь играла роль интегративного фактора в бурных политических процессах формирующихся европейских государств. Поэтому она много внимания уделяла устроению земной жизни европейских государств, что не могло не отразиться на каноническом характере Церкви, ее социальной доктрине. На греческом Востоке, в условиях мощной централизованной Византийской империи, христианская (Православная) Церковь большее внимание уделила богословским темам, разрабатывая вопросы созерцательно-мистического соединения с Богом. Именно на православном Востоке шли наиболее горячие богословские споры, проходили Вселенские Соборы, наиболее интенсивно пульсировала святоотеческая мысль.

Государство восточных славян — Киевская Русь — приняло христианство именно из Византии, с которой оно находилось в тесных, но в начале не совсем дружеских отношениях. Один из современных исследователей в своем труде отмечает: «Что касается белорусов, то мы — народ молодой не только по сравнению с греками, индусами и китайцами, но и с другими народами. Наши предки — кривичи, дреговичи, радимичи — вступили в эпоху государственности только в IХ-Х вв.»[1].

До принятия христианства Русь не была единой политически и духовно. В политической сфере наблюдалась полиархия князей, постоянно соперничающих и враждующих между собой, в духовно-мировоззренческой сфере — господство политеизма, грубое и жестокое идолопоклонство. Кровавые жертвоприношения языческим богам, включая человеческие жертвы, были характернейшей чертой дохристианского периода Руси.

Мировоззрение древних славян в догосударственную эпоху составляло цельную систему, основанную на языческих верованиях — мифах. Византийский писатель Прокопий Кесарийский, живший в VI в., так описывает их мировоззрение: «Они считают, что только один бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, схваченным или болезнью, или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают, что спасение ими куплено ценой этой жертвы. Они почитают реки и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят гадания»[2].

К последней четверти X в. в Киевской Руси складывается целая система богов и мифологических образов, которым поклонялись наши предки. Например, мужским божествам: Велесу (Волосу) — покровителю скотоводства и богатства, Сварогу, Сварожичу, Дажбогу и Хорсу — божествам огня и солнца, Стрибогу — богу ветров, Роду — покровителю семьи и дома; женским: Ладе и Леле — покровительницам брака и веселья, Мокоши — богине женского рукоделия. Главным же божеством, как указывают и археологические, и письменные источники, считался Перун — громовержец, бог воинской славы[3]. Недаром киевский князь Владимир своей религиозной реформой сделал его главным богом.

Кроме этих «главных богов» для славянской мифологии характерен целый ряд других божеств. Купала, главный персонаж праздника летнего солнцестояния, и Купальница — древние Перун и богиня Зоря. По сохранившемуся до наших дней у болгар поверию, солнце (Перун) сбивается в эти летние дни со своего пути, а богиня Зоря приходит ему на помощь, она не только ведет Перуна по небесной дороге, но и каждое утро умывает его росою. День Зори-Купальницы и сегодня посвящается собиранию трав, имеющих, по народной молве, особую целебную силу. Из собираемых в канун Купалы трав особенным уважением пользуется в народе купаленка (желтоголов) и иван-да-марья.

Таким образом, мировоззрение славян в дохристианскую эпоху представляло собой сочетание обыденных знаний, получаемых в результате повседневной практической деятельности, с религиозно-мифологическими, фантастическими понятиями о причинах и силах, определяющих жизнь природы и общества. «Древний язычник, — пишет ученый, — видел мир как единый живой космос, выделял в нем добрые и злые силы, верил в различные магические действия, гадания и жертвоприношения»[4]. Поселения наших предков носили  названия «детинец», т.к. закладку крепостной стены, как правило, предваряло принесение в жертву младенца, тело которого замуровывали в основании фундамента ради умилостивления кровожадных богов.

В середине десятого века, незадолго до крещения, русы в войне с Византией отличились таким зверством, которое было непривычно даже в те суровые времена. Пленных распинали, расстреливали из луков, вбивали гвозди в черепа. Жгли монастыри и церкви, оставляя после себя горы трупов и груды дымящихся развалин. Столь же беспощадны были и семейные обычаи. Вместе с умершим воином на погребальном костре сжигались и его жены (одна или несколько — славяне признавали многоженство). Этот жуткий обряд подробно описал арабский путешественник Ахмед Ибн-Фадлан, оказавшийся в 922 г. очевидцем погребения знатного руса[5].

Столь примитивная система верований и жизненных установок, изжившая себя, не могла больше сосуществовать наряду с развитыми мировыми религиями.

Говоря о причинах принятия христианства по православному обряду, нельзя забывать, что Византийская империя в IX-XII вв. находилась в центре духовной жизни не только Востока, но и Запада. Рассказ летописца Нестора о том впечатлении, которое произвело на послов киевского князя Владимира великолепие православной Литургии в константинопольском храме Святой Софии, объективно передает это превосходство византийской духовной культуры.

Анализируя причины обращения Древней Руси к Православию, нужно помнить, что в IX в. славянские народы оказались перед дилеммой культурного вступления в одну из двух частей христианского мира: в латинский Запад или греческий Восток. В целом они почти все предпочли Восток. Факт «испытания» отнюдь не свидетельствует о безразличии в выборе веры. Иначе она была бы принята формально, только внешне, — тогда как мы наблюдаем коренную перемену в сознании народа. Сам князь Владимир, в прошлом  жестокий язычник, отказывается от излишеств прежней жизни и становится ревностным распространителем нового для  него, но покорившего его своей высотой учения. Нет сомнения, что в данную эпоху существовали в Западной Церкви поражающие воображения величественные соборы и красивое пение, однако послов великого князя привлекла, по-видимому, именно внутренняя духовная красота Православия.

Помимо уже упомянутого превосходства византийской культуры, значительную роль сыграло применение константинопольскими миссионерами в проповедях и богослужениях церковнославянского языка. Русь (Западная, Восточная и Южная) воспринимала христианство не только от наиболее просвещенной страны, но и на своем родном языке.

Выдающуюся роль в христианизации восточных и южных славян сыграли великие просветители IX в. братья Кирилл и Мефодий. Солунские братья с детства хорошо знали язык славян, получили блестящее образование, оба тяготели к ученым занятиям и монашеской жизни. Братья проповедовали в Хазарском каганате, крестили там славян и по возвращению в Константинополь составили славянскую азбуку и взялись за перевод Священного Писания на южнославянский солунский диалект. На основе переводов Кирилла и Мефодия сложился первый письменно-литературный язык славян — церковнославянский язык.

Связь славянского языка с жизнью Церкви, с Литургией позволила органично соединить православие со славянской культурой. Православное вероучение, Божественная литургия естественно вошли в славянскую психологию, соединив чувственно-эмоциональное, интуитивно-душевное мировосприятие с византийскими традициями духовной жизни. Впоследствии это нашло свое воплощение в книжной культуре, в монастырской и церковной образованности, в самой основе духовно-нравственной жизни народа. Это было становление и образование самого славянского языка, его внутренняя христианизация и воцерковление, преображение самой стихии славянской мысли, слова, славянского «голоса», самой души народа[6]. Христианство обогатило славянские народы новыми понятиями, расширило духовный горизонт. Ускорилось развитие древнерусского литературного языка. По мнению многих литературоведов, славянский язык к середине XI в. значительно превосходил но своим выразительным возможностям и богатству многие тогдашние европейские языки.

Новейший исследователь А.И. Осипов пишет: «О раннем распространении письменности на Руси свидетельствует и договор князя Олега с Византией, точно датированный 911 г. и дающий основание говорить о существовании уже в то время при киевских князьях особой канцелярии, где хранились письменные документы. А найденная под Смоленском в 1949 г. древнейшая русская надпись на глиняном горшке свидетельствует, что грамотность на Руси уже в начале X в. была не только книжной, но и бытовой»[7].

Зарождение и становление русской государственности

Как и историю культуры, социально-экономическую структуру восточнославянского общества накануне образования древнерусского государства мы пока представляем себе лишь гипотетически.

Определяющую роль играли уже территориальные связи между людьми, поскольку основой производственной организации теперь являлась соседская община (вервь, мир). Она состояла из малых семей, не обязательно принадлежащих к одному роду и ведущих на общинной земле индивидуальное хозяйство. Основным типом поселения стало неукрепленное село — весь (деревня) из нескольких односемейных усадеб, которая пришла на смену укрепленному родовому поселку.

Историк Я.И. Трещенок связывает образование государственности с выделением из общества социальной верхушки. Нобилитет[8] был двойственного происхождения. Во-первых, возвысились отдельные племена и роды, из которых постоянно выдвигалась родоплеменная знать — старцы, верховодившие на народном собрании-вече, и возглавившие организованное по десятичной системе (десятки, сотни, тысячи) народное ополчение. Они же, вероятно, исполняли жреческие функции, т.к. отдельной группы жрецов у восточных славян не наблюдалось, контролировали разнообразные сборы и пожертвования на культовые цели. Родоплеменная знать была первым слоем формирующегося нобилитета.

Во-вторых, складывалась дружинная организация. В ее функции входили как постоянная зашита своей земли от внешних вторжений, так и военные экспедиции в чужие земли, иногда очень дальние. Источником содержания дружины, помимо условленной доли военной добычи, была дань с крестьянских миров, носившая первоначально характер добровольных взносов-дарений. Предводители постоянных дружин — князья, и старшие дружинники — мужи, впоследствии ставшие именоваться боярами, составили второй слой нарождавшейся социальной верхушки. Оба слоя переплетались и сливались друг с другом. Князья обычно происходили из родоплеменной знати, но их устремления могли сталкиваться с интересами местных старцев, т.к. князь и ядро дружины были нередко чужеземцами, приглашенными на службу. Часто они были не славянами по происхождению, а например, варягами-скандинавами. С IX в. они наперебой предлагали свои услуги любому, кто хорошо заплатит[9].

По всей вероятности, к IX в. в большинстве земель восточнославянской конфедерации уже произошел качественный скачок к публичной власти в виде племенных княжений. Однако возникшие очаги государственности оставались очень примитивными, оплетенными пережитками первобытности, которые имели силу векового обычая. Поэтому сбросить эти путы в рамках отдельных племенных княжений было чрезвычайно трудно. Сложилось так называемое «варварское», «предфеодальное» состояние общества. Ближайшую аналогию ему можно было наблюдать на севере Европы, в Скандинавии.

В.И. Малиновский пишет: «Одним из первых и крупнейших таких государственных образований в среднем течении Днепра во второй половине IX в. была Киевская Русь. Во главе ее стояла династия призванного из варяг Рюрика. Это было не столько централизованное государство, сколько политическое объединение местных феодалов вокруг великого князя в Киеве для общей защиты от посягательств внешних врагов — хазар, половцев, печенегов, варягов и пр. В составе Киевской Руси находились и некоторые земли кривичей, дреговичей, радимичей, которые населяли территорию современной Беларуси»[10].

Единая княжеская власть являлась лишь внешней скрепой, опирающейся на насилие, и не могла консолидировать родоплеменные группы в единую народность. Попытки реформировать славянское язычество в общенародную религию, предпринятые князем Владимиром в X в., потерпели полный провал. Такой консолидирующей силой стало православное христианство, провозглашенное тем же Владимиром в качестве государственной религии в 988 г. Историк А.П. Доброклонский так описывает предкрещальное настроение киевлян: «Крестившись сам, Владимир не сразу приступил к крещению народа, или, опасаясь могущих быть со стороны ревнителей язычества волнений, или справедливо думая, что раньше, чем крестить народ, нужно внутренне подготовить его к христианству. Дело крещения других он, вероятно, начал со своей семьи и свиты, из которой иные крестились даже вместе с ним. Затем он позаботился подготовить к христианству некрещеных киевлян. Для этого он поручил духовным лицам, отчасти приехавшим с ним из Корсуня и отчасти, вероятно, нарочито явившимся из соседней, соплеменной Болгарии, ходить по Киеву и просвещать народ христианскою проповедью. Им, конечно, могли помогать и киевляне, крещенные раньше. Подготовив таким путем народ к уничтожению идолопоклонства, Владимир фактически приступает к ниспровержению идолов. Статуя Перуна была привязана к хвосту лошади и брошена в быстрые волны Днепра; другие кумиры были или изрублены, или сожжены. На многих это произвело сильное впечатление; теперь уже явилось еще больше лиц, готовых к принятию христианства; можно было приступить официально к крещению народа. И вот святой Владимир издает приказ, чтобы все киевляне в назначенный день явились для крещения на р. Почайну, угрожая ослушникам княжеской опалой. Ожесточенные приверженцы язычества, боясь княжеского гнева, бежали в степи и леса; менее горячие ревнители старины не осмелились поступить вопреки воле князя, «шли креститься из страха к повелевшему»; иные, еще колебавшиеся, явились на речку, рассуждая так: «Если бы новая вера не была хороша, то князь и бояре не приняли бы ее»; иные же, окончательно склонившиеся к христианству, с радостью шли исполнить волю князя»[11].

«Первая вступительная задача новоустроенной на Руси церкви состояла в том, — пишет в своем труде А.В. Карташёв, —  чтобы водворить в языческой душе русского человека новую христианскую веру. Выполнение этой задачи в своей первой стадии облегчалось существом языческих религиозных воззрений вообще. Новая религия принималась язычником с сравнительным удобством потому, что для него все религии были одинаково истинны, все боги одинаково реальны»[12].

Крещение Руси князем Владимиром положило начало процессу христианизации древнерусского государства, который проник во все сферы жизни: государственно-политическую, социально-экономическую, семейно-бытовую. Поэтому русские летописцы считали Крещение Руси не только началом истории Руси, но и началом ее славы и величия. Славянофил К. Леонтьев отмечал, что своеобразие восточнославянской цивилизации не имеет никаких национальных корней. Ни община, ни что-либо иное чисто славянское не спасли бы ее от быстрого обращения в историческое ничто. Своеобразие России полностью обусловлено теми началами, которые Древняя Русь приняла от Византии. Строгое монашеское благочестие, самодержавное государственное устройство, аскетическая нравственность, эсхатологическое сознание — вот содержание той «деспотической идеи», составляющей суть восточнославянской цивилизации, не дающей ей разлагаться. В этом залог ее национальной самобытности и смысл ее бытия[13].

Русь обретает в христианстве синтезирующее начало: общие догматы, общее литургическое предание, общий церковный язык и литературу, общее письменное право, социальные реформы, основанные на общих заповедях любви. Единство политического и церковного управления во главе с великим князем и митрополитом создавало симфонию и способствовало единению русского народа. Полоцкая, Туровская и Смоленская епископии, в состав которых входила вся территория древней Беларуси, находились в церковной юрисдикции Киевских митрополитов, состоявших в молитвенном общении со Вселенским Константинопольским Патриархатом.

Промыслительным для собирания удельных княжеств в одно государство явился и факт подчинения, на первых порах, Киевских митрополитов Константинопольскому Патриарху. Профессор П.В. Знаменский отмечает: «…Русской Церкви еще рано было помышлять о своей независимости от Церкви Греческой. Среди своей полуязыческой паствы и при неустойчивости гражданских основ удельного времени ей еще не на что было опереться внутри самой России. Митрополит, избранный дома и из своих людей, мог легко подвергаться разным случайностям княжеских счетов и усобиц, да и сам не мог возвыситься над этими счетами и усобицами — держаться в отношении к ним беспристрастно и независимо. Легко могло случиться и то, что враждующие между собой князья избрали бы для себя нескольких митрополитов в одно время, — тогда удельная рознь стала бы угрожать разделением самой Русской Церкви. С этой стороны иметь митрополитом человека постороннего, чуждого местным удельным счетам и вместе с тем независимого от местной княжеской власти, до поры до времени было нужно пока не только для Русской Церкви, но и для самого государства. Зависимость же митрополита от заграничной власти греческого Патриарха была невелика и не могла быть большой помехой ни для его собственной церковно-правительственной деятельности, ни для самобытного развития местной церковной жизни. Греческая Церковь не стремилась к порабощению себе народов, как Церковь Римская. Русский митрополит с самого начала был поставлен совершенно самостоятельным первосвятителем своей поместной Церкви…»[14]. Протоиерей Геннадий Повный в своей статье замечает: «Церковь, не имеющая опоры вне государственной власти, легче может стать послушным орудием государственной власти, чем Церковь, зависимая от власти, находящейся в другом государстве»[15].

Православная Церковь настойчиво и целеустремленно проводила идею единства страны и народа, осуждала междоусобицы и разделения. Общая вера становилась доминирующим интегративным фактором, объединяющим народ в целостный организм не только в религиозном, но и общественно-политическом смысле. А.И. Осипов пишет: «Осознание общности исторических судеб страны и народа, ответственность за их безопасность и благополучие во многом способствовали становлению восточнославянского этнического самосознания»[16].

Племенное самосознание дреговичей, кривичей, радимичей постепенно утрачивалось, и формировалось единое этническое самосознание, общее для всех восточных славян — Русь, Русская земля с общим названием ее населения — русские.

Единство Руси, ее земель и населения — главная идея произведений всех известных древнерусских политических, церковных деятелей и писателей. Так, Даниил — уроженец Черниговщины, автор «Хождения в Палестину», которое было написано не позже 1113 г., называл себя игуменом «Русския земли». Он поставил лампаду над «гробом Господним за вся князя наши и за всю Русскую землю, за вся християна Русския земли». Среди русских князей, за которых молился Даниил, назван и минский князь Глеб Всеславич (1101 — 1119)[17].

Приняв Православие, древняя Беларусь, так же как Русь Восточная и Южная, вошла в ойкумену византийской цивилизации, полностью восприняв ее систему культурных ценностей, верований, интеллектуальных, эстетических и духовных достижений[18]. Однако наследие это положилось на столь мощный пласт собственной славянской культуры, что византийский духовный вклад сильно трансформировался в этой стихии, дав начало близкому, но все-таки новому православно-русскому культурному процессу, на формирование которого большое влияние в X-XIII вв. оказала и древняя Беларусь (Западная Русь). Авторы И.И. Ковкель и Э.С. Ярмусик в своем труде по истории Беларуси пишут: «В IX-ХШ вв. культура белорусских земель, как и древнерусская культура в целом, развивалась на основе культурных традиций восточнославянских племен и культуры соседних стран, особенно Византии. Но византийская культура и после принятия христианства не воспринималась механически, а сочеталась с местными традициями, творчески перерабатывалась в соответствии со славянским миропониманием, обычаями, этикой, нравами. Это и обусловило переплетение в белорусской культуре христианских и языческих традиций, привело к возникновению оригинальных произведений литературы, архитектуры, изобразительного искусства»[19].

Важнейшей основой этого процесса стало не только образование молодого государства, объединенного единой династией Рюриковичей, но и духовного, культурного единства, главная заслуга в создании которого принадлежит Русской Православной Церкви. Полочанин и киевлянин, новгородец и псковитянин, житель Владимиро-Суздальской и Галицко-Волынской Руси, приходя в православный храм на молитву и слушая поминовение митрополита Киевского и всея Руси на родном языке, безусловно, проникались чувством национального самосознания, принадлежности к единому народу, единой культуре.

Общими для всей Руси были и глубокие внутренние процессы духовного возрождения, которые произошли в связи с принятием Православия. Еще совсем недавно грубые язычники под влиянием учения Православной Церкви становились благочестивыми христианами. Многие религиозные люди, жаждущие духовного подвига, в числе которых были и знатные, и простолюдины, уходили в уединенные места для молитвы и подвижнической жизни. Монашеская жизнь привлекала этих людей нравственной строгостью, внутренней сосредоточенностью, молитвенным подвигом, обращенным к Богу, чему далеко не всегда было место в мирской жизни. Карташёв пишет: «Монастыри по первоначальной своей задаче вовсе не имели в виду какого-нибудь служения человеческим обществам; они напротив старались как можно дальше убежать от них. Но так как мы следим обычно за историей монастырей, уже связанных с миром, то считаем справедливым спрашивать с них каких-либо заслуг пред обществом»[20].

Монастыри были источниками народной грамотности, в них создавались летописи, они безвозмездно кормили голодных во времена народных бедствий, помогали больным во времена массовых эпидемий.

На духовно-нравственном фундаменте Православия формировались не только основные черты образа жизни, но и менталитета восточнославянских народов. Такие черты характера, как самоотверженность, жертвенность, открытость, щедрость, толерантность, соборность, сострадательность, нестяжательность, жажда справедливости, стремление к нравственной правде и др., во много сформировались благодаря Православию с его идеалами святости, благочестия и бескорыстного служения Богу и людям.

На этом же фундаменте формировалось и патриотическое сознание, любовь к своему Отечеству. При этом стремление к защите Отечества неразрывно ассоциировалось, связывалось с защитой православной веры.

Белорусский народ сохранил имена подвижников, прославившихся своей святостью, передавая память о них из поколения в поколение. Все они причислены Русской Православной Церковью к лику святых. Это святые  Евфросиния Полоцкая, три Полоцких епископа: Мина, Дионисий и Симеон, епископы Туровские — Кирилл и Лаврентий. В Туровском Борисоглебском монастыре подвизался преподобный Мартин. В Смоленске прославились святостью своей жизни преподобный Авраамий, преподобный Ефрем и святой Андрей, князь Смоленский.

Есть основания предполагать, что число монастырей было достаточно велико. Ведь «…Полоцкое княжество было в это время по величию третьим на Руси после Киевского и Новгородского»[21]. В каждом епископском[22] и княжеском городе был построен один или несколько. Первым на территории Беларуси был монастырь в Изяславле, поставленный Рогнедой, в котором она и приняла иночество под именем Анастасии. История средневековых русских православных монастырей, в том числе и белорусских, обнаруживает их неукоснительную верность византийским образцам. И все-таки нельзя отрицать того факта, что с течением времени византийское христианство приобрело на Руси отчетливую местную окраску. Это произошло не в результате произвольного отбора, а главным образом благодаря сознательной склонности русских выделять определенную сторону византийской традиции, подчеркивать какие-то отдельные добродетели как заслуживающие особого восхищения. Так, широко распространенное в народе, популярное на всем обширном пространстве Руси почитание святых князей Бориса и Глеба, канонизированных уже в 1072 г., основывалось на убеждении, что невинная жертва убийства есть мученик. Этот культ не находит параллели в Византии и может служить примером того сочувствия людским страданиям, которое во всей русской православной истории было одним из качеств, особо высоко чтимых народом[23].

Широкое распространение на Беларуси получило целование креста как подтверждение обязательств, взятых на себя тем или иным лицом, в том числе и княжеского достоинства. На территории Беларуси христианский праздник «Воздвижения Креста Господня» приобрел особое звучание. Приверженность почитанию Креста подтверждается находкой уникальной каменной иконки с образами Святого Константина и Святой Елены, держащих перед собою большой крест. В этой же связи нельзя не упомянуть о другой духовной святыне — знаменитом кресте Евфросинии Полоцкой. Выполненный гениальным мастером Лазарем Богшей[24] в 1161 г., он был утрачен в годы Великой Отечественной войны. Ныне он восстановлен и возвращен к жизни нашим современником Николаем Кузьмичем по благословению Его Высокопреосвященства Митрополита Филарета, первого Патриаршего Экзарха всея Беларуси. Шестиконечный крест святой Евфросинии твердо связывается с византийской художественной традицией. Его широкое употребление в пределах Византийской империи охватывает период VII-Х веков, а в период второй половины XII-XIII столетия он получил распространение в странах Европы[25].

Православие определило основу средневековой культуры Беларуси, связав ее с культурным миром всего славянства и других христианских народов Востока и Запада. Нет ни одного вида искусства или направления культуры, которые бы не были одухотворены Православием.

Школа, книга и просвещение на протяжении многих столетий оставались исключительно церковными. Архитектура, живопись, декоративное искусство, шитье, хоровая музыка, литература, политическая мысль и богословие древней Беларуси соответствовали лучшим духовным ценностям христианской культуры начала второго тысячелетия после Рождества Христова.

Однако во всех сферах древнебелорусского искусства прояви­лось такое своеобразие, которое позволяет говорить о существовании местных традиций и школ. Особенно отчетливо они проявились в архитектуре. Церковное строительство Полоччины, Витебщины и Гродненщины, вершинами которого явились Софийский, Спасо-Прсображенский, Благовещенский и Борисоглебский (Коложский) храмы, свидетельствует о появлении новых архитектурных стилей, новых школ зодчества, сформировавшихся на основе принципиальной переработки византийско-древнерусских традиций. По-видимому, особенности этих архитектурных стилей через Смоленск, Новгород, Псков, Чернигов и другие города осваиваются всей Древней Русью, а с XV в. получают своеобразное развитие и в Москве. Таким образом. древняя Беларусь не только принадлежала к православно-русской цивилизации, но и оказывала определенное влияние на развитие духовности Южной и Восточной Руси.

Борьба белорусского народа за сохранение самобытности

Татаро-монгольское нашествие и ливонская агрессия принесли на Русь не только разорение и неисчислимые бедствия, но и вызвали глубокие геополитические изменения. Одним из последствий этого сложного и противоречивого процесса стало образование Великого княжества Литовского (ВКЛ), в состав которого вошла вся территория Беларуси. Кафедра митрополита всея Руси, которая в результате разорения Киева с разрешения Патриаршего Синода была перенесена во Владимир на Клязьме (1300), а потом в Москву (1326), до XIV в. оставалась единой для православных Руси Восточной и Западной. Однако политика собирания русских земель, проводимая в XIV в. как великими князьями Литовскими, так и Московскими, сопровождалась идеей о наследовании духовно-политического авторитета Византии в восточноевропейском регионе, побуждая Гедиминовичей[26] добиваться перенесения кафедры («седалища») митрополита из Москвы в Киев или уч­реждения отдельной православной митрополии для ВКЛ[27].

Первоначально уступая настойчивым требованиям о самостоятельном церковном управлении Константинопольский Патриарх учреждает Литовскую митрополию с центром в Новогрудке, просуществовавшую два десятилетия и не произведшую в то время раскола церковного единства Руси.

Однако, начиная с Ольгерда, центральной политикой великих князей Литовских становится задача приобретения влияния на внутренние дела Православной Церкви не только в пределах ВКЛ, но и в общерусском масштабе. В это сложное время для политической элиты ВКЛ, к сожалению, Православие оставалось лишь аргументом в борьбе за власть. Так, в 1354 г. Ольгерд при поддержке главы автокефальной Болгарской Церкви посадил на Киевскую кафедру церковного авантюриста Феодорита. Киев тогда принадлежал Ольгерду, который, по мнению Карташёва, «хотел не только освободить свою Русь от власти митрополита, фактически ставшего московским, но и поставить от своего лица такого митрополита на кафедру Киевскую и всея Руси, который бы управлял всей Русской Церковью, но тянул не к Москве, а к его литовской столице; чтобы церковно-административный центр для всех русских переместить из Москвы в Литву»[28]. В свою очередь, Патриарх Константинопольский Филофей, возмущенный грубым вмешательством Ольгерда в церковные дела и неканоническими действиями Патриарха Тырновского, особым указом подтвердил акт о перенесении кафедры митрополита всея Руси из Киева во Владимир, с сохранением за ним титула «Киевский». Не желая, однако, возникновения военно-политических осложнений между Московским и Литовским княжествами, Константинопольский Патриарх в 1354 г. возрождает Литовскую митрополию в составе Галицкой, Владимиро-Волынской, Луцкой, Холмской, Псремышльской, Туровской и Полоцкой епархий, просуществовавшую до кончины нового ставленника Ольгерда митрополита Романа (1361). И только в 1396 г. Киприан (рукоположенный в 1375 г. в сан митрополита Литовского), избранный и на Московскую кафедру, в сложных политических условиях восстановил единство Русской Православной Церкви, и умело поддерживал мир на всем обширном пространстве Православной Руси.

Вскоре произошли большие события в государственной жизни Великого княжества Литовского. Ягайло принял римо-католичество в 1385 году, женился на польской королеве Ядвиге, дочери Людовика Венгерского, и занял престол польских королей. По договору с поляками он объявил римо-католическую религию государственной в Великом княжестве Литовском, а Православную Церковь лишил покровительства государства. В 1387 г. была основана римско-католическая епископия в Вильно, учреждены первые католические приходы, священники которых, пользуясь королевской поддержкой, начали вести активную миссионерскую деятельность не только среди литовцев-язычников, но и среди принявших ранее Православие литовцев и «русских». Для укрепления позиций нового вероисповедания, не имевшего в государстве широкого признания, король издает ряд привилеев[29], которыми утверждались права и преимущества Церкви, духовенства, магнатов и шляхты исключительно римского обряда. С этого времени начинается постепенный переход в католицизм представителей православных кругов высшего сословия ВКЛ, в том числе и Беларуси. В Вильно был возведен кафедральный костел святого Станислава. Вслед за столицей строительство костелов начинается во всех крупных городах ВКЛ. Первым Виленским епископом был назначен поляк Василло. Духовенство большей частью было также польского происхождения. Начиная с великого князя Литовского Витовта (1392 — 1430), по отношению к Церкви предпринимаются попытки отрыва ее не только от митрополии всея Руси, но и от Вселенского Православия. Подтверждением этому служит избрание на Новогрудском Соборе 1414 г. митрополита Григория Цамблака по воле великого князя, предпринявшего поездку на Констанцкий Собор (1416) для переговоров с папой Римским о церковной унии. Однако соединение с Римом оказалось невозможным, ибо план унии, предложенный Литовским православным митрополитом, не был принят папой.

Политика отрыва западнорусской Церкви от остального православного мира продолжалась и во второй половине XV в. при преемниках Витовта: Свидригайле (1430 — 1432) и Сигизмунде (1432 — 1440). Ее итогом стало признание Флорентийской унии (1439) и полное разделение в 1458 г. единой православной Церкви на две митрополии (Московскую и Литовскую), каждая из которых считала себя восприемницей древней Киевской кафедры[30]. В церковно-каноническом отношении западнорусские митрополиты вплоть до 1696 г. продолжали признавать духовный авторитет Вселенского Патриарха.

В 1569 году на сейме в городе Люблине состоялась так называемая «Люблинская уния» — объединение Польского королевства и Великого княжества Литовского, а вернее, при сильном политическом давлении произошло присоединение территорий Литовского княжества к Польской Короне. О наглядности происшедшего тогда обмана историки Я.К. Новик и Г.С. Марцуль в своем учебнике пишут так: «Каб рассеяць падазрэнне, Жыгімонт II у снежнi выдаў грамату, у якой абяцаў абараняць інтарэсы княства і не прымушаць паслоў падпісваць унію. Калі ж згоды не атрымаецца, гарантаваў паслам "вольное, учтительное, ни от кого ничем не затрудненное и спокойное отъехание с того сейму". Абяцаў таксама не выдаваць ніякіх грамат без згоды паны-рады Вялікага княства Літоўскага. Значны ўклад у спра­ву далучэння княства да Польшчы зрабіў Ватыкан, прадстаўнікі якога былі не толькі пры кракаўскім двары, але і ў Любліне ў час падпісання уніі. У выніку гэтых захадаў і абяцанняў у Люблін прыехалі паслы ад княства: падканцлер ВКЛ А. Валовіч, староста брэсцкі, падскарбі ВКЛ І. Нарушэвіч і інш. Люблінскі сейм пачаў сваю работу 10 студзеня 1569 г. Перамовы ішлі цяжка. Палякі імкнуліся шляхам уніі інкарпарыраваць Княства ў Карону, а паслы ад ВКЛ жадалі захаваць саюз з Польшчай, але пры гэтым не страціць самастойнасць і незалежнасць свайго гаспадарства»[31].

Г.Э. Щеглов пишет: «В результате Люблинской унии исконно русско-укра­инские и белорусско-литовские земли с преобладающим православным населением и самобытной культурой оказа­лись подчиненными католической Польше, в которой сосредоточивалась теперь вся законодательная власть. Так образовалась Речь Посполитая»[32].

Положение Православной Церкви в этот период было весьма сложным. Польские короли, под властью которых она находилась, имели над церковными учреждениями право «опеки», которым зачастую злоупотребляли, передавая патронат непосредственно в руки феодалов, в том числе католиков и даже католических прелатов. От них зависело назначение епископов, настоятелей монастырей. Нередко они отдавали кафедры и обители людям, оказавшим им важные услуги, не заботясь о том, насколько те подготовлены к исполнению пастырских обязанностей. В то же время со стороны  государства продолжало иметь место грубое вмешательство во внутреннюю жизнь Церкви, деятельность которой постепенно ограничивалась. Так, с 1480 г. действовал запрет на строительство новых и ремонт старых православных храмов на государственных землях, ограничивалась свобода богослужения. Православная знать в ВКЛ не имела права занимать высшие государственные должности; православных мещан не допускали в состав городских магистратов, не принимали в цехи; православные крестьяне должны были платить десятину на содержание католических священников. В таких условиях западнорусские иерархи видели выход для церкви в заключении унии с Римом[33].

Быстрому развитию римо-католицизма как результату государственной политики в середине XVI в. была поставлена преграда реформационным движением. Наиболее широкое распространение в Беларуси получил кальвинизм, принявший в это время весьма внушительные размеры благодаря значительным материальным возможностям своих адептов.

В 1563 г. протестанты, наряду с православными, были уравнены в правах с католиками. Основные положения о веротерпимости были зафиксированы в 1568, 1573 и 1588 гг. Таким образом, ВКЛ, как и Польша, в середине XVI в. превратилось в одно из самых религиозно терпимых государств Европы. Именно в это время развернулась большая духовно-просветительская работа Франциска Скорины, Иосифа и Ивана Солтанов, Александра и Григория Ходкевичей, князей Острожских, Олельковичей и др.[34]

Однако широкое распространение реформационных учений, восстановление прав православных вызывали опасение политических и католических верхов Речи Посполитой за католицизм как государственную религию. Приглашенные в Польшу (1564), а затем в Вильно (1569) иезуиты повели решительную борьбу с инославием. Для противодействия иезуитам протестанты в 1599 г. создали в Вильно конфедерацию, которая брала под защиту шляхту, духовенство и горожан, в том числе и православных. Однако уже к 70-м годам XVI в. социальная база реформационного движения в Беларуси сужается, протестантизм постепенно утрачивает свое значение. Одержав победу над протестантами, иезуиты все свои силы направили на борьбу со «схизмой».

Двадцатилетняя деятельность иезуитов принесла свои плоды. Психологическая борьба против Православия, возведенная в ранг государственной политики, политическая дискриминация верующих, постоянное вмешательство польских королей во внутреннюю жизнь Православной Церкви привели западнорусскую церковную иерархию к деморализации и несоответствию с каноническим уставом.

В этих условиях многие магнаты и шляхта начали оставлять Православие, а сменив веру, стали присваивать себе имущество находившихся под их опекой церковных учреждений. Таким образом, Православная Церковь потеряла существенную часть своей паствы из среды феодалов и городского населения. Во 2-й половине XVI в. перестали существовать многие православные обители, а другие — пришли в упадок. Трудности, которые переживала Православная Церковь, усугублялись и тем, что епископские кафедры часто оказывались в руках светских людей, которые, используя финансовые трудности короля, покупали их за деньги.

Открывшаяся несостоятельность епископата вывести Церковь из  кризиса путем укрепления внутрицерковного порядка привела к столкновению иерархии с мирянами, объединенными в православные братства. На протяжении XVI в. братства возникли во всех крупнейших городах Беларуси. Со временем братства добились права участия в выборе духовных лиц, надзо­ра над ними, обличения их пороков и злоупотреблений, защиты интересов Православной Церкви. Братства вели борьбу с неправославными учениями, используя для этого богословские полемические сочинения и устройство православных школ. Крупнейшие братства в Вильно, Могилеве и Слуцке получили ставропигиальный статус[35]. Кроме братств, на защиту Православия выступили отдельные личности — православные паны южной Руси. Богатые, роскошные дворцы их превращались в ученые заседания и кабинеты, где скромные иноки, наряду со знаменитыми вельможами, трудились усердно для духовного просвещения. Выдающийся защитник Православия князь К.К. Острожский образовал около себя кружок образованных людей, собирал и издавал церковные книги и сочинения в защиту Православия, заводил училища и рассылал по Литве достойных учителей и проповедников. В глазах православного народа он был столпом Церкви и самым сильным ее защитником. Само правительство с уважением относилось к нему, не стесняло его деятельности, ценя его гражданские заслуги для государства. Самым важным памятником благочестивой ревности кн. Острожского к вере осталась Острожская Библия (1581 г.) — первое печатное издание Библии на Руси. Таким образом, Южнорусская Церковь располагала значительными силами для охраны своей веры. Эту силу она находила в связи с лучшими силами православного народа и в союзе с Константинопольским Патриархом[36].

Однако усиление власти братств и открытое вмешательство в церковные дела ущемляли епископскую власть и вызывали стремление избавиться от непрошеной опеки. Все это заставляло западнорусских владык искать покровительства у папы, а спасение Православной Церкви — в унии с Римом.

Идея церковной унии находила поддержку и со стороны государственной власти, заинтересованной в религиозном единстве и разрыве связей между Киевской митрополией и другими частями православного мира[37]. Поначалу в вопросе о подчинении папе речь шла о  сохранении православной догматики и обрядов. Однако папская курия заставила принять католическое вероучение. Православным были оставлены только обряды, но с оговоркой: если таковые не противоречат католическому учению.

О подчинении Киевской митрополии римскому папе было объявлено 9 октября 1596 г. на Соборе в Бресте. О том насколько были унизительны для Православной Церкви условия унии, свидетельствует «торжественный» акт по поводу ее оформления, состоявшийся в Риме и подробно описанный архиепископом Афанасием (Мартосом): «Два церемониймейстера ввели Ипатия и Кирилла в зал. После ритуальных поклонов их подвели к папе. Они поцеловали его туфлю и, стоя на коленях, кратко заявили устами Ипатия Потея, говорившего по-латыни, о цели своего прибытия и подали папе привезенные акты об унии. После этого их отвели назад к входу в залу, где стояла на коленях их свита. Папа приказал читать вслух все акты Ипатия и Кирилла. Виленский каноник Евстафий Волович прочитал их в подлиннике на государственном белорусском языке, стоя с левой стороны папского трона. После этого стоявший с правой стороны трона папский секретарь прочитал те же документы в латинском тексте. По окончании чтения папский секретарь обратился к Ипатию и Кириллу с речью на латинском языке от имени папы, в заключение предложив им прочитать исповедание католической веры. Каждый из них громко прочитал выработанный текст речи и исповедания веры. Были повторены все латинские догматы. По прочтении текста исповедания веры Ипатий и Кирилл приблизились к папе и со слезами поцеловали его ноги. Папа тихо сказал им несколько ласковых слов, обнял и поцеловал. Затем объявил вслух, что принимает их и отсутствующих митрополита, епископов, всё духовенство и весь народ. По приказу папы кардинал-пресвитер и инквизитор публично разрешил Ипатия и Кирилла от всех епитимий, благословил их остаться в епископском сане и продолжать свое служение Католической Церкви. Папа, обратись к новоприсоединенным униатам, дал им право разрешить и благословить прочих епископов Литовской митрополии, чтобы те в свою очередь разрешили и благословили всё духовенство. По просьбе Ипатия и Кирилла были приведены к папе все их спутники, которые облобызали папскую туфлю. Папа благословил всех и покинул зал[38].

Одновременно с униатским в Бресте заседал православный Собор под председательством Никифора, экзарха Константинопольского Патриарха, при участии двух епископов — Львовского и Перемышльского, большого числа архимандритов, игуменов, священников и мирян. Гарантом заседаний Собора был известный поборник Православия князь Константин Острожский. Собор отверг и проклял унию, а отступников лишил сана епископов. Так в 1596 г. в Бресте состоялись два церковных Собора, на которых столкнулись два принципиально разных экклезиологичсских подхода. Первый был явлен синодом иерархических чинов Киевской митрополии, которые совместно с представителями католической иерархии и светских властей стремились преодолеть «великую схизму» путем формальных канонических и административных мер. Второй — стал собранием клира и мирян, объединенных сознанием того, что они образуют единое церковное тело, в чём проявился живой соборный дух Православия[39].

Простой народ в своей массе также не принял предательской унии своих иерархов. Историк В.И. Малиновский так описывает события, происходившие в это время: «Процесс окатоличивания проходил в жесточайшей борьбе, с конца XVI в. она носила вооруженный характер. Особое место занимает восстание Северина Наливайко (1595—1596 гг.). Это восстание своим острием было направлено против магнатов, которые ратовали за унию католической и православной Церквей. При жизни киевского воеводы К.К. Острожского, которому были подвластны 100 городов и 1000 деревень и который считал, что согласие на унию должен дать народ, решение можно было принять только на церковном Соборе. Сторонники унии вели работу более-менее достойно: издавали соответствующую литературу, вели пропаганду с амвона, использовали трибуны сеймов и сеймиков. В последующем они перестали ограничивать себя нормами морали и пошли в открытое наступление на православных»[40].

Однако, основываясь на постановлении униатского Собора, король признал законной только униатскую Церковь, а Православную объявил не подчинившейся «свободному» решению Собора, а потому не имеющей права на дальнейшее существование. Первым православным, арестованным за участие в работе Собора и непризнание унии, стал экзарх Никифор, заточенный в Мальборгский замок, из которого он так и не вышел. Затем начались преследования всех православных, на которых правительство смотрело уже как на отщепенцев. Король Сигизмунд III 15 октября с радостью издал свой универсал, объявлявший о том, что католическая Брестская уния находится под покровительством короля и его правительства. С этого времени открылся тяжелый крестный путь Православной Церкви в Белой Руси и прочих православных странах Великого княжества Литовского, который вел ее к унижению и полному порабощению польско-католической властью[41]. Будучи изобретением Рима и магнатской Польши, уния не могла стать национальной по характеру. Руководство унии воспитывало духовенство и свою паству в религиозной отчужденности от православных белорусов и украинцев как схизматиков. «Уния вызвала кровавый вечный раздор в нашем народе, уния стала самым значительным средством уничтожения нашего народа», — так охаратеризовал ее протопресвитер Гавриил Костельник[42].

Вследствие начавшихся гонений ряды православной магнатерии и шляхты редели. С этого времени Православие становится религией крестьянского сословия, «верой хлопской». Яркой иллюстрацией бедственного положения Православной Церкви тех дней является речь волынского православного депутата («посла») на Варшавском сейме 1620 г. Лаврентия Древинского, приведенная Карташёвым: «Уже в больших городах церкви запечатаны, церковные имения расхищены, в монастырях нет монахов, там теперь запирают скот. Дети мрут без крещения. Покойников вывозят из городов без погребения, как падаль. Мужья с женами живут без церковного благословения. Народ умирает без причащения. Во Львове неуниат не может приписаться к цеху. К больному нельзя открыто идти со Святыми Тайнами. В Вильне тело православного покойника нужно вывозить из города только в те ворота, в которые вывозят нечистоты. Монахов, не преклонных на унию, ловят и бьют, хватают на дорогах и бросают в темницу»[43].

Для укрепления позиций греко-католической Церкви на территории ВКЛ в 1617 г. был создан орден базилиан. О его деятельности пишет Карташёв: «При И. Рутском в базилианский орден влилось множество чистых латинян, особенно на должности многочисленных школьных учителей, быстро воспитавших толпы латинизированных русских юношей, с увлечением помогавших не только латинизовать ходячую доктрину православия для народа, но и самые церковные обряды, о чем мечтал Ипатий Потей»[44].

Униатские иерархи при поддержке представителей власти постоянно «запечатывали», т. е. закрывали храмы, где служили не принявшие унию священники. Кроме преобразования православных монастырей в базилианские, в церквях стали уничтожать иконостасы, заводить органы и т. п. Тяжелое положение Православия в Беларуси изобразил преподаватель Виленской  братской школы Мелетий Смотрицкий в своем сочинении «Фринос, или плач Церкви восточной» (1610), вызвавшем негодование в католической среде.

Тяжелое положение Православия в конце XVI — начале XVII в. было связано также и с тем, что после заключения унии православные в Литовско-Новогрудской митрополии остались без церковного возглавления. После кончины в 1612 г. епископа Михаила Копыстенского на территории Речи Посполитой действовал только один православный иерарх — Львовский епископ Иеремия Тиссаровский. Существовала опасность, что с исчезновением православной иерархии на территории Киевской митрополии постепенно исчезнет и православное духовенство. В этой ситуации казачество нижнего течения Днепра и Дона стало реальной вооруженной силой, которая была способна дать отпор зарвавшимся католическим миссионерам. С помощью казачества в 1620 г. была восстановлена Патриархом Феофаном православная иерархия Беларуси и Украины. Под их влиянием король Речи Посполитой вынужден был отменить свои грамоты, в которых дискриминировались представители православной веры.

Поддержка казачества способствовала активизации борьбы на религиозной почве. Характерный пример тому — судьба полоцкого архиепископа Кунцевича, который, получив право на подчинение православных церквей и монастырей Витебска, Могилева и Орши, жестоко расправлялся с прихожанами. В Могилев его не пустили (19 октября  1618 г.), полоцкое население отказалось ему подчиниться и позвало казаков (1621 г.). В Витебске вспыхнуло восстание, в ходе которого Кунцевич был убит, труп его бросили в реку. Когда восстание было подавлено,  его отголосок прошел по всей Беларуси. Вначале это были локальные выступления, а с 1648 г., когда на Украине восстало запорожское казачество во главе с Богданом Хмельницким, Беларусь запылала от края до края. Жестокие бои проходили в районах Пинска, Новогрудка, Слонима, Бреста, Турова, Бобруйска. Только Зборовский мир, заключенный 8 августа 1649 г. между польским правительством и Б. Хмельницким, позволил польским панам утопить в крови национально-освободительное движение в Беларуси[45]. Поставление православных иерархов встретило резко враждебную реакцию властей Речи Посполитой. Были изданы универсалы об их аресте. Большинство владык, не имевших возможности находиться на территории своих епархий, могли действовать лишь там, где им была обеспечена или опека светских властей, или защита казаков.

Позитивные изменения в конфессиональной ситуации Речи Посполитой произошли в 30-с годы XVII в. после смерти короля Сигизмунда III. Историк В.А. Беднов пишет: «Каждое безвластие в Речи Посполитой сопровождалось необыкновенным подъемом шляхты и оживлением ее. Возникали разные партии, начиналась между ними борьба, которая часто грозила серьезными опасностями для государства. Но безвластие 1632 года (после смерти Сигизмунда III) отличалось от предыдущих степенью движения и оживления в шляхетской среде. В лице Сигизмунда III католицизм лишился своего преданнейшего служителя и покровителя, энергично поддерживавшего всякие меры насилия по отношению к некатоликам, протестантам и православным. Все настойчивые требования со стороны диссидентов и православных на сеймах относительно своей религии и протесты против различных стеснений, делаемых им католиками, как видно из предыдущего, не достигали своей цели. Католическое правительство давило их, ограничивало права их вероисповеданий. Теперь, когда не стало фанатически преданного католицизму короля, у последователей теснимых вероисповеданий блеснула надежда на улучшение своего религиозного положения»[46]. Улучшение религиозной ситуации было связано с убеждением нового короля Владислава IV в необходимости изменения отношения к Православной Церкви. В итоге трудной внутриполитической борьбы православные получили право иметь собственную митрополию со своей иерархией, подчиненной Константинополю. Новым митрополитом Киевским был избран Пётр Могила (1633-1646), который развернул широкую просветительскую и научную деятельность. С его именем связано учреждение в Киеве высшего православного учебного заведения — Киево-Могилянской академии. В состав Киевской православной митрополии вошла одна епископия на территории Беларуси (Мстиславская). Часть епископских кафедр, монастырей и приходских церквей, занятых униатами, были возвращены православным. И все-таки, несмотря на здравый смысл конфессиональной политики, Владислав IV прекрасно осознавал невозможность противостоять католической партии, представляющей грозную силу в сейме. Уступая ей, король зачастую принимал решения, противоречащие ранее принятым. Уже грамотой от 14 марта 1635 г. Владислав IV предоставил греко-католикам «на вечные времена» униатскую митрополию и архиепископство Полоцкое, а также епископства Пинское, Смоленское, Владимирское и Холмское с монастырями, церквями и всем имуществом. В Витебске, Полоцке и Новогрудке православные не должны были иметь ни одной церкви[47].

Вершиной государственной политики полонизации населения и полной латинизации униатской Церкви стал Замойский провинциальный Собор 1720 г., утвердивший католическую догматику и обряды. Процесс открытой латинизации вызвал сопротивление со стороны убежденных сторонников «чистоты» унии и способствовал стремлению к сближению с Православием. Открытая ориентация на Рим базилиансккого ордена вызывала противодействие со стороны белого духовенства. К сожалению, целенаправленная политика латинизации, проводимая государством, приносит свои плоды. Так что к концу XVIII в. около 80% крестьян Беларуси стали униатами. Вместе с тем были часты случаи унижения униатов со стороны католиков, желание показать, что уния — вера людей невежественных. Вместе с тем и наступает страшный кризис всей системы государственного устройства, неизбежно приведший к падению польского государства. Наиболее ярко разлагающие плоды этого кризиса описал Г.Э. Щеглов: «Как государство Речь Посполитая во все время своего существования изобиловала массой разнообразных внутренних противоречий, подрывавших ее жизнеспособность. Одним из роковых факторов, губивших Речь Посполитую, была ее постоянная борьба против России и Православия вне и внутри государства. Непрестанные притеснения по религиозному и национальному признаку широких слоев населения со стороны польского правительства, преследовавшего известные политические и конфессиональные цели, вызывали в народных массах крайнее недовольство, выливавшееся время от времени в кровавые бунты и восстания, а с внешней стороны приводили к военным конфликтам с православной Россией. Уже к середине XVIII столетия в Речи Посполитой назрел глубокий внутренний кризис, который неминуемо вел ее к окончательному упадку. Бездействующие законы, беспорядок на сеймах, пустующая казна, крайнее бесправие народа, неограниченная свобода и своеволие шляхты с их «liberum veto», нравственная анархия среди правящего сословия, не имеющий реальной власти король, плохо подготовленное и недисциплинированное войско, и на этом фоне религиозная борьба внутри государства — вот состояние, в котором находилась Речь Посполитая накануне своего политического разрушения»[48].

Обострившиеся внешние конфликты на фоне внутреннего разложения привели к тому, что Польша потеряет не только присоединенные к ней тогда территории, но и собственную независимость.

Э.М. Загорульский в своей монографии рисует картину этого падения: «Уже в Андрусовский договор 1667 г. и в так называемое соглашение о «вечном мире» 1686 г. были внесены статьи, регулирующие положение православного населения в Речи Посполитой. Со стороны русского правительства постоянно делались представления польскому правительству по поводу положения в стране православных. В 1767 г. православные создали направленную против правительства конфедерацию, которая была открыто поддержана русской императрицей Екатериной II.

Раздираемая религиозными и национальными противоречиями, внутренней борьбой между феодальными группировками, Речь Посполитая стала легкой добычей своих соседей. В 70-90-х годах XVIII в. в результате трех разделов ее территория была поделена между Россией, Пруссией и Австрией. По первому разделу 1772 г. к России отошла восточная часть Беларуси с городами Витебск, Могилев, Гомель, Полоцк; по второму в 1793 г. — центральная Беларусь с Минском и по третьему разделу в 1795 г. — западная часть с Гродно и Брестом. В результате разделов все белорусские земли вошли в состав Российской империи. Белорусы надолго связали свою судьбу с родственными им русским и украинским народами»[49].

Возрождение церковной жизни

К первому разделу Речи Посполитой на всей ее территории уцелело только 40 православных монастырей и около 200 православных приходов, из них 130 в Беларуси. Православие в Речи Посполитой, казалось, доживает последние дни. Именно в это время Георгий (Конисский) обратил внимание императрицы Екатерины II и короля Станислава Августа (1764 — 1795) на преследования православного населения Речи Посполитой. Однако, несмотря на приказы короля прекратить насилие и решения сейма 1768 г., предоставившего диссидентам свободу веры, положение православных было терпимо лишь до тех пор, пока российские войска стояли в пределах Речи Посполитой.

С присоединением территории современной Беларуси к России положение православных резко изменилось. Во вновь образованных епархиях были обнародованы правительственные распоряжения, запрещавшие под страхом строгой ответственности обращать православных в унию и разрешавшие униатам при желании возвращаться в Православие. Вместе с тем повелевалось, чтобы сыновья от смешанных браков считались православными. Эти распоряжения не только упрочили положение православного населения Беларуси, но и повлияли на настроения униатов. Последние стали возвращаться к вере отцов и дедов. В течение первых 8 лет в Беларуси около 250 000 униатов обратились в Православие.

Однако конфессиональная политика российского государства не была столь агрессивной и нетерпимой, как прежде польского. Сразу же после первого раздела Речи Посполитой и включения части Беларуси в состав Российской империи (1772) Екатерина II во всеуслышание объявила, что не думает сколько-нибудь стеснять свободу веры. Императрица повелела губернаторам вновь присоединенных от Польши областей» наблюдать за полной неприкосновенностью всех конфессий, в том числе православной, католической и греко-католической.

Однако ввиду оппозиции греко-католической иерархии действиям российского правительства Екатерина II оказала поддержку деятельности архиепископа Могилевского Георгия (Конисского). В составе российского государства Православная Церковь Беларуси, наконец-таки получила покровительство на своих исконных канонических территориях. Архиепископ Георгий в 1772 г. обратился к российской императрице с просьбой о переводе униатов в Православие. Однако только в 1780 г. он получил разрешение назначать на вакантные униатские приходы православных священников, если этого желали прихожане. Только за три года, с 1781 по 1783 г., к Православной Церкви присоединилось 117 161 человек. Переход в Православие осуществлялся еще быстрее после второго и третьего разделов Речи Посполитой. К концу царствования Екатерины II всех присоединившихся было более двух миллионов человек. После этого униатские епархии были закрыты, за исключением одной — Белорусской во главе с архиепископом.

Последствием недальновидной политики Павла I, подчинившего униатскую Церковь католической коллегии, стала активная пропаганда католичества и обращение в «латинство» как униатов, так и православных. В результате многочисленных протестов и активной деятельности Ираклия Лисовского[50] в 1799 г. был издан указ, по которому католическому духовенству запре­щалось «совращать униатов и православных в латинство».

Однако в первые годы правления Александра I процесс латинизации униатской Церкви продолжился, и только усилия митрополита Ираклия Лисовского и его последователя митрополита Григория Кохановича спасли ее от окончательного поглощения католиками.

Смена внутриполитического курса в царствование Николая I (1825 —1855), заключавшегося в укреплении консервативных начал в государстве как основе его стабильности и ориентация на укрепление Православной Церкви привела к кардинальным переменам в религиозной ситуации на Беларуси. Реформаторские настроения ряда униатских иерархов в области сближения с Православной Церковью, были поддержаны российским правительством. Участие части униатского и римско-католического духовенства в восстании 1830-1831 гг. не только не остановило реализацию замыслов, но и привело к возникновению идеи воссоединения греко-католической Церкви с Православной. Вдохновителем этой идеи, получившей реализацию на Полоцком церковном Соборе, стал митрополит Иосиф (Семашко). Так 12 февраля 1839 г, епископами и «начальствующим духовенством» был подписан «Соборный акт» о воссоединении униатской Церкви с Православной. 25 марта «Синодальное деяние» было утверждено императором. Благодаря Собору  с Православием воссоединилось свыше 1600 приходов (более 1 млн. 600 тыс. человек).

Новую Литовскую православную епархию возглавил митрополит Иосиф (Семашко). С его именем, а также его сподвижника епископа Полоцкого Василия (Лужинского), назначенного на кафедру в 1840 г., связана тяжелая и кропотливая работа по возрождению Православия в Беларуси.

Таким образом, во второй половине XIX — начале XX вв. на территории современной Беларуси существовало 5 православных епархий — Полоцкая, Минская, Могилевская, Виленская и Гродненская. Самой молодой из этих епархий являлась Гродненская, образованная в 1899 г. (январь 1900 г. по новому стилю). По данным статистики, к 1914 г. в Беларуси насчитывалось 3552 церкви, 470 часовен, 21 мужской и 14 женских монастырей, 3 духовные семинарии: Виленская, или Литовская, Минская и Витебская[51].

Указ 17 апреля 1905 г. о свободе вероисповеданий, ставящий все конфессии в одинаковое положение, фактически лишает Православие главенствующей роли в империи. Принятие этого указа резко изменило положение католицизма, что привело к межконфессиональной напряженности, обусловленной борьбой за сферы влияния.

Хотя юридически конфессии уравниваются, формально основное значение, «первенствующее и господствующее», оставалось за Православием. Этот указ знаменовал собой введение демократического права свободы совести в России. Широко обсуждался вопрос о реформе духовной школы. Основная масса церковных деятелей склонялась к тому, чтобы духовная школа и ее система образования стали гибче, современней, шире привлекались бы достижения современного культурного творчества (при их соответствующем отборе и оценке с церковных позиций)[52].

Церковно-приходские школы, осуществлявшие начальное образование, существовали при церковных приходах. В конце XIX в. эти школы были одноклассными и двухклассными (двух- и четырехгодичными). В начале XX в. срок обучения в них увеличился соответственно до трех- и пятилетнего. По данным статистики, «в Витебской, Минской и Могилевской епархиях к 1899 г. из 5269 народных школ в руках православного духовенства было 3260 (64,8%). В 1904 г. в пяти белорусских губерниях насчитывалось 2235 министерских школ и 5667 (71% общего числа) синодских»[53].

Получили распространение идеи церковного реформаторства, в том числе и требование созыва Поместного Собора, широко обсуждались на страницах местной печати как церковной, так и светской. Широко дебатировался в местной печати вопрос о реформе церковного прихода, а также выборном начале в церковной жизни.

Достаточно широко стоял вопрос взаимоотношения Церкви и современной культуры. Не отрицая человеческую культуру, в принципе, Церковь не может принять ее в целом без условий и ограничений, подчеркивалось в церковной печати, ибо в этой культуре, наряду с добром, слишком много языческого, противохристианского. Однако важное место отводилось взаимоотношению с религиозно настроенной интеллигенцией, которая стремилась видеть в христианстве прежде всего социально значимую силу. Православные авторы приветствовали поворот части интеллигенции к религии, однако критиковали ее «неохристианство»[54].

Большое значение придавалось защитниками Православия активизации деятельности западнорусских православных братств. В 1907 и 1909 гг. состоялись съезды представителей всех западнорусских православных братств: «Никогда еще, отмечалось на этом съезде, со времени восстановления западнорусских братств в 60-х годах прошлого столетия братская деятельность не была столь интенсивной, как в последние 2 года: по городам и селам возникали новые братства, значительно расширилась программа их деятельности…»[55]

На братских съездах был выдвинут лозунг о необходимости превращения всех приходов Северо-Западного края в братства, ставилась задача охватить ими более широкие слои населения. Братства стремились подкрепить свое идейное влияние экономическим. Они организовывали братские кредиты, ссудные товарищества и т.п. Разрабатывался устав братств. Центр деятельности фокусировался на культурной программе. В этой связи активизировалась издательская деятельность: было принято решение издавать общебратский периодический орган, календари, молитвенники, популярные книги по истории Церкви в Беларуси.

Центральное место на страницах местных епархиальных ведомостей начала века занимали работы местных богословов касательно  проблем религиозно-этического характера.

Ориентация на внутренний опыт связывалась с истоками восточного христианства, выросшего в значительной мере на мистической опытной традиции. Поэтому обличение пороков «школьного» богословия шло в данном случае в русле возврата к истокам христианства, к традиции, ведущей свое начало от отцов Церкви. Истинно православный путь богословствоваиия понимается как путь духовного опыта. «Главной и непоколебимой основой веры в Бога и Христа, — подчеркивалось в одной из статей, — служат не внешние научные доказательства, а внутренний опыт, религиозные переживания души»[56].

В ряде работ сторонников «опытного богословия» акцентируется внимание на решении проблемы человека. Особенно подчеркивается тезис о том, что «религия неразрывно связана с нравственностью», «только в вере в Бога человек имеет начало, цель и мотивы нравственной деятельности»[57].

Всё это как ничто иное свидетельствует об актуализации церковной жизни того времени. Тогда как раньше Церковь могли волновать в основном проблемы выживания.

Религиозно-этической проблематике отводилось центральное место и в публичных богословских чтениях, которые практиковались для различных слоев населения. В годы первой русской революции начали функционировать богословские чтения, предназначенные специально «для интеллигентной и образованной публики». Эти чтения были организованы первоначально при Минском епархиальном братстве во имя святителя Николая. Подобные же чтения затем проводились и в других крупных городах Беларуси — Полоцке, Могилеве, Гродно, Витебске[58].

В этих условиях нормальной церковной жизни усиливается стремление к подлинному духовному Православию, вылившееся в широкое движение, объединившее в своих рядах высших иерархов церкви, рядовых священнослужителей и представителей церковного народа — простых верующих, ищущую интеллигенцию.

Разрушение религиозных традиций в советский период атеистического лихолетья

На протяжении столетий культурно-формирующая роль христианских традиций и ценностей, прежде всего Православия, в становлении образа жизни и менталитета восточнославянского этноса (включая белорусов) была очень велика. Настойчиво и целенаправленно проводя идею един­ства страны и народа, Православная Церковь осуждала междоусобицы и разделения. Говоря словами А.И. Осипова, «общая вера становилась доминирующим интегрирующим фактором, объединяющим народ в целостный организм не только в религиозном, но и общественно-политическом смысле. Осознание общности исторических судеб страны и народа, ответственность за их безопасность и благополучие во многом способствовали формированию восточнославянского этнического самосознания. Такие черты характера, как душевная щедрость и открытость, сострадательность, жертвенность, нестяжательность, соборность во многом обусловлены влиянием Православия»[59].

Христианские нравственные ценности и вероучение были тем стабилизирующим, консолидирующим основанием, на котором строилась духовно-нравственная жизнь народа и на которое опиралась система образования и воспитания. Стоило пошатнуться краеугольному камню веры, писал митрополит Санкт-Петербуржский и Ладожский Иоанн, как рухнуло всё огромное здание русской государственности. Религиозная энергия и сила русской души были легко перенацелены на достижение псевдорелигиозных целей достижения «земного рая» — торжества мировой революции, построения коммунизма и т.п.[60]

Роковой октябрь 1917 года положил конец Российской империи и стал началом крестного пути Русской Православной Церкви. В результате октябрьского государственного переворота возникло богоборческое советское государство, объявившее своей целью построение «справедливого коммунистического общества» без Бога[61]. Октябрьская революция действительно явилась коренной ломкой всего прежнего образа жизни и прежней системы ценностей. Любая система ценностей опирается на тот или иной вид веры. Вера может быть не только религиозной (вера в Бога), говорит А.И. Осипов, но и безрелигиозной (вера в торжество коммунизма, вера в несотворимость и неуничтожимость материи и т.п.). Большевики как раз и попытались внедрить в массы (и не без успеха) новую форму религии без Бога. Коммунистическая идеология и материалистическое мировоззрение, т.е. вера в светлое будущее человечества и вера в материю, в примат материального над духовным, стали основой новой системы ценностей[62].

В советский период воинствующий атеизм был положен в основу государственной политики в отношении Церкви. Всемерная государственная поддержка атеистической пропаганды и запрет на религиозную пропаганду имели своей целью изоляцию Церкви, ис­коренение религии как пережитка прошлого. Жесточайшие репрессии против духовенства, разрушение церквей и монастырей должны были, по замыслу богоборцев, вытравить из сознания людей саму мысль о Боге, память о своих религиозных традициях. Наибольший размах репрессии достигли в 20-30-х гг.[63]

О размахе репрессий и разрушений церковной жизни, во время зарождения советского государства, свидетельствуют некоторые цифры и факты. Советско-коммунистическая власть с первых же дней своего существования повела открытую борьбу с религией, особенно с православной верой. Борьба велась всевозможными методами: закрытием монастырей и церквей, обращением их в склады, театры, клубы; высмеиванием и оскорблением веры в Бога и церковных богослужений; устройством антирелигиозных лекций и докладов; печатанием и распространением литературы против православного духовенства, христианской веры и религиозной жизни; поруганием святых мощей, икон и богослужебных предметов; уничтожением священных книг и богословской литературы; закрытием всех духовных школ и академий; запрещением религиозного воспитания детей и молодежи; запрещением печатания и распространения всякой литературы религиозного со­держания; арестом, расстрелом, ссылкой в концентрационные лагеря православных епископов, священников, монахов и верующих мирян.

Борьба с религией имела разный накал в разное время, но никогда не прекращалась в Беларуси в период между двух мировых войн (1918 — 1941). Религия была объявлена «опиумом для народа» и уничтожалась жестокими мерами, как опасная и вредная для советско-коммунистической государственной системы. Вместо веры в Бога усиленно пропагандировались и официально поддерживались властями атеизм и вера в материализм[64].

Из 3552 православных церквей и 470 часовен, действовавших до начала Первой мировой войны, к концу 1936 г в Восточной Белоруссии осталось 74 действующих храма, а к началу 40-х годов в восточной части Беларуси насильственно были закрыты все церкви.

Наряду с приходскими храмами, которые либо взрывались, либо закрывались и переоборудовались под культурно-просветительские заведения, а также склады, зернохранилища, были закрыты и разорены многочисленные монастыри (которых до Первой мировой войны было 21 мужской и 14 женских), закрыты четыре духовных семинарии (в Минске, Могилеве, Витебске и Вильно) и  церковно-приходские школы[65].

Жесточайшим репрессиям подвергалось духовенство. Только за 1922 г. в республике был расстрелян 201 представитель православного духовенства. Так реализовывалась директива Ленина о борьбе с контрреволюционным духовенством. А за 1937 г. и пять месяцев 1938 г. в Беларуси было осуждено 3247 служителей Православной Церкви. Среди них 1 митрополит, 5 архиепископов, 420 священников и монахов. Около 2000 духовных лиц были расстреляны или погибли в лагерях.

Более благоприятные условия для деятельности Церкви сложились в годы военной оккупации республики немцами. Архиепископ Афанасий (Мартос) пишет: «Немецкие войска застали церковно-религиозную жизнь в Восточной Беларуси и в Украине в разрушенном состоянии. Епископов и священников не было, церкви были закрыты, переделаны в склады, театры, а многие разрушены. Монастырей не существовало, монахи разбрелись кто куда, многие умерли в ссылках и в тюрьмах. Но верующих было очень много.… С приходом немецких войск верующие принялись за восстановление разрушенной церковной жизни. Немецкие военные власти помогали в этом с расчетом на приобретение народной симпатии. Находились священники, которые многие годы скрывали свой сан, опасаясь преследования. Немцы выдавали им удостоверения, дающие право беспрепятственно совершать богослужения и исполнять пастырские обязанности в условиях военной оккупации. Верующие принимали священников с любовью, отстраивали полуразрушенные церкви, украшали их иконами, приносили церковно-богослужебные предметы и книги, которые бережно хранили у себя дома от взора безбожников и гоните­лей веры. Богослужения начали совершаться в переполненных храмах. Священников было весьма мало, а нужда в них была велика. Нива Божия созрела, но делателей на ней не хватало. Священникам приходилось совершать таинство крещения детей и взрослых десятками в один раз. Это было второе крещение Руси, как бы новое возрождение православной веры на всех просторах Восточной Беларуси»[66].

Однако религиозная деятельность находилась под жестким контролем оккупационных властей, зачастую мешавших контактам приходов с митрополией, тем самым нарушая соборность Церкви.

На остальной территории СССР также происходили резкие перемены к лучшему в отношении государства к Церкви. Война с немецко-фашистскими захватчиками со всей острогой поставила вопрос о сохранении независимости СССР и выживании самого народа. Это вызвало подъем патриотических чувств народа. В этом большая роль принадлежала прежде всего Православной Церкви. В первый же день войны, пишет Д.В. Поспеловский, местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий обратился к народу с патриотическим воззванием, распространяя его по всем приходам, что было нарушением советских законов, запрещавших всякую церковную деятельность. В послании митрополит Сергий нигде не упоминает ни Советский Союз, ни советское правительство, но напоминает народу о героях его прошлого и благословляет «предстоящий всенародный подвиг»[67]. Православное духовенство Беларуси, отмечает С.В. Силова, активно участвовало в патриотической работе в 1944-1945 годах, и эта работа принимала различные формы. Моральная поддержка осуществлялась через их служение Богу и помощь прихожанам молитвой и утешением. Размеры материальной помощи фронту со стороны православного духовенства Беларуси были для военного времени довольно значительны и, несомненно, облегчили жизнь многих людей, приблизили Великую Победу[68].

Сталин и его окружение не могли не учитывать огромную роль Церкви в подъеме патриотического духа народа. Было решено пересмотреть политику государства в отношении Церкви.

Прежде всего, стало непозволительной роскошью одновременно с войной против Германии вести еще и войну со своим православным народом. За четверть века духовенство в большинстве своем доказало свою аполитичность и готовность поступиться многим, только не самой верой; в годы войны патриотизм архипастырей и пастырей оказался совместимым с советским патриотизмом — поражения фашистов искренне хотели и коммунисты, и верующий народ.

Смягчение антирелигиозной политики властей явилось также следствием серьезной метаморфозы, которую претерпела советская идеология уже в середине 30-х годов. После того как надежды на мировую революцию рассеялись, произошли причудливые изменения в идеологии большевистской партии. Портреты Суворова и Кутузова, которых в 20-х годах клеймили как империалистов, шовинистов и душителей свободы, оказались в кабинете Сталина. Имена святых князей Александра Невского и Дмитрия Донского упоминались в положительном  контексте,  и  даже  о  Крещении  Руси  в учебниках стали писать как о событии относительно прогрессивном.

4 сентября 1943 года состоялась встреча высших иерархов РПЦ: митрополитов местоблюстителя Сергия (Страгородского), Ленинградского Алексия (Симанского) и Киевского Николая (Ярушевича) со Сталиным, Молотовым и Карповым, на которой было принято решение о созыве Архиерейского Собора и выборах Патриарха. Договорились о возобновлении деятельности Священного Синода. Для подготовки кадров священнослужителей было решено возобновить работу духовных учебных заведений — академии и семинарии. Церкви дали возможность издавать соответствующую религиозную литературу, включая периодические издания. Значительная часть репрессированного духовенства была освобождена, открывались храмы и создавались новые приходы. Всё это благотворно сказывалось на духовно-нравственной атмосфере, вызвало новый подъем патриотического сознания.

После войны ситуация вновь меняется к худшему, особенно на территории Беларуси.

Послевоенные репрессии коснулись поначалу Католической Церкви, а  чуть позже и Православной. К началу 1948 г. в республике насчитывалось 1050 православных церквей и молитвенных домов. За 1948-1952 гг. было закрыто 87 православных храмов, арестовано 55 священнослужителей.

Еще больший размах приобрело наступление на Церковь в годы так называемой хрущевской «оттепели». Начало этому процессу (в плане идеологического обоснования) было положено Постановлением ЦК КПСС от 7 июля 1954 г. «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения». Однако массированное наступление на религию началось чуть позже — с 1959 г., когда был взят курс на форсированное строительство коммунизма. В планах строителей коммунизма религия и Церковь были существенной помехой. Когда-то в годы «безбожной пятилетки» (1932 - 1936 гг.) планировалось в 1936 году закрыть последнюю церковь, а к 1937 г. добиться, чтобы имя Божие в СССР вообще перестало упоминаться. Теперь Н.С. Хрущёв обещал народу вскоре показать по телевизору «последнего попа».

Новая массированная волна репрессий против Церкви отличалась лишь тем, что они не были кровавыми, как в предыдущие десятилетия, когда просто физически уничтожали духовенство. После очередного идеологического постановления ЦК КПСС в октябре 1958 г. о недостатках в антирелигиозной пропаганде были приняты жесткие административные меры в отношении Церкви. Запрещалось принимать в монастыри лиц моложе 30 лет; в семинариях и академиях не дозволялось обучение лиц со средним специальным или высшим образованием; отменялось право Патриархии оказывать финансовую помощь приходам, монастырям, духовным школам; ряд ограничений хозяйственной деятельности Церкви был направлен на подрыв ее эко­номической базы[69]. А запрету религиозного образования и воспитания несовершеннолетних органы власти уделяли особое внимание. Случаи нахождения несовершеннолетних на религиозных службах, молитвенных собраниях рассматривались как нарушения законодатель­ства о культах. Дружинники и милиция не пускали молодежь в храм во время церковных праздников[70].

За период с 1950 по 1966 гг. в Беларуси с регистрации было снято 609 церквей и молитвенных зданий Православной Церкви. За один только 1960 г. в республике было закрыто 219 православных храмов. В 1963 г. была закрыта возобновившая свою работу в 1944 г. Минская духовная семинария. Перестали действовать женские монастыри в Полоцке и Гродно. В республике остался лишь один действующий Жировичский мужской монастырь. К середине 80-х годов в Беларуси действовали 370 православных церквей и 103 костела, более 200 протестантских общин.

Жестокие репрессии, обрушив­шиеся на Православную и Католическую Церковь, создали предпосылки для роста количества протестантских общин, в которых люди пытались реализовать свою подавленную тягу к религиозной жизни.

Несмотря на то, что в период застоя позиция государства в отношении религиозных организаций была более терпимой, 70-е и 80-е годы отмечены усилением атеистической пропаганды, повышением ее уровня. Тем не менее, ни антирелигиозная пропаганда  общества «Знание», ни ряд передач на радио и телевидении не смогли искоренить «религиозные пережитки».

Оценивая ситуацию этого сложного периода в целом, А.И. Осипов отмечает, что в результате многолетних жестоких гонений на Церковь ее позиции и влияние в обществе оказались сильно подорванными. Религиозные ценности утратили функцию не только внутреннего, но и внешнего стержня духовной культуры и были вытеснены на периферию сознания и образа жизни. Их место заняла коммунистическая идеология, которая подмяла под себя мировоззрение, сделав последнее исключительно материалистическим и атеистическим. Соответствующей была и система образования и воспитания. В результате этих разрушительных действий произошел надлом, если не пресечение религиозной традиции[71].

И только с конца 80-х годов ситуация стала кардинально меняться. Государство сняло запрет на религиозную пропаганду и отказалось от поддержки пропаганды атеистической. С падением коммунистической системы были приняты достаточно демократичные законы, регулирующие отношения религиозных организаций с государством и их деятельность.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. – М.: Российское Библейское Общество, 1998. – 1337 с.
2. Алексеев Л.В., Макарова Т.И., Кузьмич Н.П. Крест – Хранитель всея вселенныя // Вестник Белорусского Экзархата. 1996.
3. Афанасий (Мартос), архиепископ. Беларусь в исторической государственной и церковной жизни. – Минск: Издательство Белорусского экзархата, 2000. – 352 с.
4. Беднов В.А. Првославная Церковь в Польше и Литве. – Минск: «Лучи Софии», 2002. – 432 с.
5. Васько И. Восточные славяне и Европа как историософская проблема // Экспромт. Жировичи. 2002. № 1. С. 4-20.
6. Верашчагіна А.У., Гурко А В. Гісторыя канфесій на Беларусі ў дру­гой палове XX стагоддзя. – Мн.:
7. Вестнік Беларускага Экзархата. №14/2 Мн.:1995
8. Волошина Т.А., Астапов С.Н. Языческая мифология славян. – Р-н-Д., 1996.
9. Грекулов Е.Ф. Церковь, самодержавие, народ (2- я полови­на XIX начало XX века). – М., 1969. – 51 с.
10. Доброклонский А.П. Руководство по истории Русской Церкви. – М.: Общество любителей церковной истории, 1999. – 936 с.
11. Жировицкий Свято-Успенский монастырь. – М.: 1999. – 113 с.
12. Загорульский Э.М. История Беларуси в кратком изложении. – Мн.: ООО «Юнипресс» 2002. – 144 с.
13. Знаменский П.В. История Русской Церкви. – М.: Общество любителей церковной истории, 2000. – 462 с.
14. Иоанн (Снычев), митрополит. Самодержавие духа. – Саратов, 1995.
15. Канфесіі на Беларусі. – Мн., 1998.
16. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. – Т. 1. – М.: Наука, 1991. – 686 с.
17. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. – Т. М.: Наука 1991. – 686. с.
18. Ковкель И.И., Ярмусик Э.С. История Беларуси с древнейших времен до нашего времени. – Мн.: АВЕРСЭВ, 2001. – 592 с.
19. Козел А.А. Философская мысль Беларуси. – Минск: Амалфея,2004. – 352 с.
20. Короткая Т.П., Осипов А.И., Теплова В.А. Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000. – 68 с.
21. Лотман Ю. М. Проблема византийского влияния на рус­скую культуру в типологическом освещении. Византия и Древ­няя Русь. – М. , 1989.
22. Малиновский В.И. История белорусской государственности. – Мн.: «Беларусь», 2003. – 199 с.
23. Малицкий П. И. Руководство по истории Русской Церкви. Изд. 4-е. – М.: 2000. – 464 с.
24. Мельников А. Преподобная Евфросиния Полоцкая. Вып.3. Мн.: Четыре Четверти, 1997. – 116 с.
25. Могилевские епархиальные ведомости. 1910. №5; №11
26. Новік Я. К. Марцуль Г. С. Гісторыя Беларусі. – Мн.: «Універсітэцкае» Ч. 1. – 416. с.
27. Оксиюк И. Ф. Уния: исторический очерк. – Киев: 1990. – 40 с.
28. Осипов А. И. Духовность. Традиция. Патриотизм. – Мн.: Молодежное научное общество, 2001. – 100 с.
29. Осипов А. И. Христианские конфессии в Беларуси на современном этапе: Состояние, Динамика, Перспективы / Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000
30. Палестинский сборник. Спб., 1885. Т. 1. Вып. 8-9.
31. Повный Г., протоиерей. Кафолический и национальный аспекты в жизни Православной Церкви // Труды Минской Духовной Академии. № 1. Жировичи, 2002. С. 60-70.
32. Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. – М: Республика, 1995.
33. Прокопий Кесарийский. Война с готами. – М., 1950.
34. Русское православие: Вехи истории. – М.,1989.
35. Силова С. В. Православная церковь в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.). – Гродно: «ГрГу», 2003. – 105 с.
36. Теплова В.А. Православие и культура Беларуси // Пять лет союзу Беларуси и России. Материалы научно-практической конференции. Правительство Москвы, институт стран СНГ – М. 2003
37. Теплова В.А. Принятие крещения и христианство в Беларуси (X – начало XX в.) / Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000
38. Труды съезда представителей западно-русских православных братств, состоявшегося в Вильно 2-5 августа. 1909
39. Трещенок Я.И. История Беларуси досоветский период. – Ч.1.; Могилев: МГУ им. А. А. Кулешова, 2003. – 176 с.
40. Щеглов Г. Э. 1863-й. Забытые страницы. – Мн.: Православное братство в честь святого Архистратига Михаила, 2005. – 62 с.

[1] Козел А.А. Философская мысль Беларуси. Минск: Амалфея, 2004. – С. 6.

[2] Прокопий Кесарийский. Война с готами. М., 1950. – С. 297.

[3] Волошина Т.А., Астапов С.Н. Языческая мифология славян. Р-н-Д., 1996. – С. 68-142.

[4] Козел А.А. Философская мысль Беларуси. Минск: «Амалфея», 2004. – С. 8.

[5] Иоанн, митрополит. Самодержавие духа. Саратов, 1995. – С. 14.

[6] Русское православие: Вехи истории. М.,1989. – С. 6.

[7] Осипов А. И. Духовность. Традиция. Патриотизм. Мн.: Молодежное научное общество, 2001. – С. 19.

[8] Поскольку социальный облик привилегированной верхушки еще был недостаточно определен, автор именует ее латинским термином «нобилитет».

[9] Трещенок Я.И. История Беларуси: досоветский период. Ч.1.; Могилев: МГУ им. А. А. Кулешова, 2003. – С. 25-26.  

[10] Малиновский В.И. История белорусской государственности. Мн.: «Беларусь», 2003. – С. 37.

[11] Доброклонский А.П. Руководство по истории Русской Церкви. М.: Общество любителей церковной истории, 1999. – С. 19.

[12] Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. I. М.: «Наука» 1991. – С. 239.

[13] Цит. по:  Васько И. Восточные славяне и Европа как историософская проблема // Экспромт. Жировичи, 2002. № 1. – С. 12.

[14] Знаменский П.В., проф. История Русской Церкви. М.: Общество любителей церковной истории, 2000. – С. 33.

[15] Повный Г. протоиерей. Кафолический и национальный аспекты в жизни Православной Церкви // Труды Минской духовной академии. Жировичи. 2002. № 1. – С. 67.

[16] Осипов А.И. Духовность. Традиция. Патриотизм. Мн.: Молодежное научное общество, 2001. – С. 19-20.

[17] Палестинский сборник. Спб., 1885. Т. 1. Вып. 8-9. – С. 128-129.

[18] Лотман Ю.М. Проблема византийского влияния на рус­скую культуру в типологическом освещении. Византия и Древ­няя Русь. М. , 1989. – С. 25.

[19] Ковкель И.И., Ярмусик Э.С. История Беларуси с древнейших времен до нашего времени. Мн.: АВЕРСЭВ, 2001. – С. 16.

[20] Карташёв А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 2. М.: Наука, 1991. – С. 234.

[21] Мельников А. Преподобная Евфросиния Полоцкая. Вып. 3. Мн.:1997. – С. 12.

[22] Самые первые на белорусской земле епархии были учреждены в Полоцке (992 г.) и Турове (1005 г.). К Полоцкой епархии относились территории нынешних Минской, Витебской, Могилевской областей. Туровская епархия включала западные древнебелорусские земли (Пинск, Новогрудок, Гродно, Брест, Волковыск и др.). Не случайно, что именно в Полоцке и Турове просияли такие светочи Право­славия, как Евфросиния Полоцкая и Кирилл Туровский.

[23] Теплова В.А. Православие и культура Беларуси // Пять лет союзу Беларуси и России. Материалы научно-практической конференции. Правительство Москвы, институт стран СНГ. М. 2003. – С. 20.

2 Видимо, он впервые создавал столь драгоценное с ду­ховной и материальной точки зрения произведение, и ответ­ственность его была так высока, что мастер нарочито полу­чил благословение поставить свое имя в молитвенной надписи на крес­те, которая сохранила его имя в веках и сообщила его потомкам для поминания.

[25] Алексеев Л.В., Макарова Т.И., Кузмич Н.П. Крест – Хранитель всея вселенныя. Мн.: «Вестник Белорусского Экзархата», 1996. – С.51.

[26]Гедимин – великий князь, расширивший границы Великого княжества Литовского.  Он утвердил свою власть в княжествах Минском и Туровском и подчинил себе землю Подляшскую, на которой обосновались ятвяги, грозные своими дикими набегами. В 1320 году Гедимин покорил Волынь, а в следующем году предпринял поход на Киев и занял его.

[27] Теплова В.А. Принятие крещения и христианство в Беларуси (Х-начало ХХ в.) /Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000. – С. 23.

[28] Цит. по: Афанасий (Мартос), архиеп. Беларусь в исторической государственной и церковной жизни. Минск: Издательство Белорусского экзархата, 2000. – С. 115.

[29] В 1387 г., 20 февраля, Ягайло издал привилей, в котором исчисляет права, предоставляемые боярам-католикам. Согласно этому документу унаследовать родовые поместья и другое имущество предоставляется  лицам исключительно католического вероисповедания.

В 1413 г., на вальном съезде в Городле православным преграждался  доступ к высшим должностям воеводы и каштеляна; они не могли быть членами господарской рады и вообще лишались некоторых прав и приви­легий, которые предоставлялись панам-католикам.

[30] Теплова В.А. Принятие крещения и христианство в Беларуси (Х-начало ХХ в.) / Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество». 2000. – С. 26.

[31] Новік Я.К., Марцуль Г.С. Гісторыя Беларусі. Ч. 1., Мн.: «Універсітэцкае» 1998. – С. 173.

[32] Щеглов Г.Э. 1863-й: забытые страницы. Мн.: Православное братство в честь святого Архистратига Михаила, 2005. – С. 6.

[33] Христианство в Беларуси: история и современность (Теплова В.А. Принятие крещения и христианство в Беларуси (Х – начало ХХ в.)). Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000. – С. 27.

[34] Христианство в Беларуси: история и современность. (Теплова В.А. Принятие крещения и христианство в Беларуси (Х – начало ХХ в.)). Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000. – С. 28-29.

[35] Добились подчинения непосредственно Константинопольскому Патриарху.

[36] Малицкий П.И. Руководство по истории Русской Церкви. Издание четвертое. М.: 2000. – С. 238-239.

[37] Теплова В.А. Принятие крещения и христианство в Беларуси (Х – начало ХХ в.) // Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000. – С. 31.

[38] Афанасий (Мартос), архиеп. Беларусь в исторической государственной и церковной жизни. Минск: Издательство Белорусского Экзархата, 2000. – С. 193-194.

[39]Теплова В.А. Принятие крещения и христианство в Беларуси (Х – начало ХХ в.) / Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество». 2000. – С. 32.

[40] Малиновский В.И. История Белорусской государственности. Мн.: «Беларусь», 2003. – С. 100-101.

[41] Веснiк Беларускага Экзархата. №14/2. Мн.:1995.- С. 137.

[42] Цит. по: Оксиюк И.Ф. Уния исторический очерк. Киев: 1990. – С. 17.

[43] Карташёв А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 2. М.: Наука, 1991. – С. 271.

[44] Там же.

[45] Малиновский В.И. История Белорусской государственности. Мн.: «Беларусь», 2003. – С. 101-102.

[46] Беднов В.А. Православная Церковь в Польше и Литве. Минск: Лучи Софии, 2002. – С. 206-207.

[47] Христианство в Беларуси: история и современность. (Теплова В.А. Принятие крещения и христианство в Беларуси (Х-начало ХХ в.). Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000. – С. 34.

[48] Щеглов Г.Э. 1863-й: забытые страницы. Мн.: Православное братство в честь святого Архистратига Михаила, 2005. – С. 8.

[49] Загорульский Э.М. История Беларуси в кратком изложении. Мн.: ООО «Юнипресс», 2002. – С. 59.

[50] В 1794 г. первым униатским архиепископом единственной оставшейся Беларусской епархии стал Ираклий Лисовский, человек, воспитанный в уважении к греко-восточным обрядам, горячий сторонник рефор­мирования и сближения униатской Церкви с Православной.

[51] Афанасий (Мартос), архиеп. Беларусь в исторической государственной и церковной жизни. Мн.: 2000. – С. 283.

[52] Короткая Т. П. Принятие крещения и христианство в Беларуси начало ХХ  в. // Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000. – С. 41.

[53]Грекулов Е.Ф. Церковь, самодержавие, народ. (2-яполови­на  XIX  начало  XX  века). М., 1969. – С.51.

[54] Короткая Т.П. Принятие крещения и христианство в Беларуси. Начало ХХ  в. / Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000. – С. 43.

[55] Труды съезда представителей западно-русских православ­ных братств, состоявшегося в Вильно 2-5 августа. 1909. С. 1.

[56] Могилевские епархиальные ведомости. 1910. № 11. – С. 368.

[57] Могилевские епархиальные ведомости. 1910. № 5. – С. 518.

[58] Короткая Т.П. Принятие крещения и христианство в Беларуси.  Начало ХХ  в. // Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000. – С. 45.

[59] Осипов А.И. Христианские конфессии в Беларуси на современном этапе: состояние, динамика, перспективы /  Христианство в Беларуси: история и современность. – Мн.: Общественное объединение «Молодежное научное общество», 2000. – С. 50.

[60] Иоанн, митрополит. Самодержавие духа. Саратов, 1995. – С. 243.

[61] Жировицкий Свято-Успенский монастырь. М.: 1999. – С. 16.

[62] Осипов А.И. Духовность. Традиция. Патриотизм. Мн.: Молодежное научное общество, 2001. – С. 47.

[63] Там же. – С. 47.

[64] Афанасий (Мартос), архиепископ. Беларусь в исторической государственной и церковной жизни. Минск: Издательство Белорусского эЭкзархата, 2000. – С. 303-304.

[65] Здесь и в дальнейшем все цифры приводятся по “Канфесіі на Беларусі”. Мн., 1998. – С. 155-293.

[66] Афанасий (Мартос), архиеп. Беларусь в исторической государственной и церковной жизни. Минск: Издательство Белорусского Экзархата, 2000. – С. 323-324.

[67]Поспеловский Д.В. Русская Прав. Церковь в XX веке. М., 1995. – С. 184.

[68] Силова С.В. Православная Церковь в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.). Гродно: ГрГу, 2003. – С. 85.

[69] Иоанн, митрополит. Самодержавие духа. Саратов, 1995. – С. 295.

[70] Верашчагіна А.У., Гурко А. В. Гісторыя канфесій на Беларусі ў дру­гой палове XX стагоддзя. Мн.: 1999. –С. 35.

[71] Осипов А.И. Духовность. Традиция. Патриотизм. Мн.: Молодежное научное общество, 2001. – С. 51.

Протоиерей Георгий СУБОТКОВСКИЙ, доктор теологии